– Скучная ты, Тань, стала, – укорил меня подчиненный.

Я хотела ответить, но тут увидела старичка в плащ-палатке, выходящего из леса, открыла дверь и крикнула:

– Дедушка! Как в Гуськово проехать?

Старик подошел к джипу.

– Тебе какое надо?

– Их несколько? – уточнила я.

– По карте только одно село с таким названием, – влез Денис.

– Глаза есть? – насупился дедок. – Смотри на камень.

– В навигаторе одно Гуськово, – повторил Жданов.

– Не верь словам, – отрезал абориген, – вон, в газете написано, что на мою пенсию можно жить. А на самом деле, кабы не огород, помереть бы Михаилу Ивановичу с голоду. А вы к кому? Я всех гуськовцев знаю, коренной житель.

– Может, про Веру Лазареву слышали, – усмехнулся Денис.

Михаил Иванович вытащил из кармана носовой платок и шумно высморкался.

– Вера… Лазарева… Дочь Петра Михайловича и Евгении Федоровны?

– Точно, – поразилась я, – ну у вас и память, дедушка. Семья из Гуськова давным-давно уехала.

– И чего? – кашлянул дед. – Стукачей мало было, не забыть их, жена у Лазарева с собой покончила после того, как сын утонул. В то лето еще и Гена Волков погиб. Местность у нас не оживленная, а я истории записываю. Создаю гуськовскую «Сагу о Форсайтах».

– Кто погиб? – зацепилась я за знакомые имя-фамилию.

– Что вы пишете? – спросил Денис.

Я толкнула практиканта локтем в бок.

Дед заметил мой жест.

– Не ругай его, сейчас молодежь книги не читает, в компьютеры играет. Не слыхал парень про Голсуорси. А у меня библиотека на зависть москвичам. При советской власти в деревнях работали магазины потребкооперации [4] , колхозников в них по особым талонам отоваривали. Народ тряпки хватал, телевизоры-холодильники, ткань на шторы. А я литературу брал. Никому она, кроме меня, в Гуськове не нужна оказалась. Сколько хорошего прочел, но «Сага о Форсайтах» лучшее произведение. Раз пять ее от начала до конца читал, оторваться не мог. А как постарел, подумал: у нас в Гуськове своих историй полно, покруче «Тихого Дона» Шолохова. А уж когда рядом стукачи появились, такие греческие трагедии развернулись. Куда там Еврипиду с Эсхилом!

Лицо Дениса стало несчастным.

– Стукачи?

– Кагэбэшники, вернее, их тогда уже стали фээсбэшниками вроде звать, запутался я в названиях сей организации, – уточнил Михаил Иванович. – Петр Михайлович Лазарев в ней работал.

– Он преподаватель, – заспорил Денис, – так в его документах указано.

– Наивный ты человек, – улыбнулся пенсионер, – а я в восемьдесят мудрым стал. Бумага все стерпит. Вот ты тоже из «Детского мира», а мне сейчас насвистишь, будто приехал дачу снимать, о будущем лете думаешь.

– Из «Детского мира»? – опешил Жданов. – Я что, на продавца игрушек похож?

– Совсем нет, – отрезал дед.

Я решила помочь своему коллеге:

– Денис, здание главного универмага для детей стоит на Лубянской площади. Неподалеку от него находится ФСБ, в советские годы организация именовалась КГБ – Комитет госбезопасности. Советские люди обладали превосходным чувством юмора, поэтому…

– Это точно, – перебил меня Михаил Иванович, – сейчас в телевизоре шутят про задницу и передницу, а раньше веселились по-настоящему.

– Народ КГБ называл: «Детский мир», «АБВГдейка», «Контора лося», – продолжила я, – всех вариантов не помню, но люди старшего поколения серый дом до сих пор так именуют.

– Ни малейшего отношения к фээсбэшникам мы не имеем, – тут же воскликнул Жданов, – мы с Татьяной журналисты, пишем статьи о маленьких деревнях Подмосковья, вот до вас добрались.

Михаил Иванович натянул на голову капюшон.

– Ага. Антенн у вас на крыше, как игл у ежа, джип не простой, колеса особые, на торпеде телефонов полно, приехали в восемь утра. Журналисты! Ха! Расскажите, цветы золотые, всю правду о вашей любви. Статьи о маленьких деревнях пишете? Кому ж это в наше безумное время надо? Денис, ты не считай себя самым умным, а других дураками. Или полагаешь, у всех, кому за пятьдесят, мозг через уши вытек? Эх, думал я с вами подружиться, до магазина, надеялся, подвезете, дождь начинается, неохота до Конакова топать. Ну ничего, дошлепаю, движение, как говорил Гиппократ, жизнь. И Авиценна его поддерживал. Это, Денис, великие врачи.

– Знаю, – буркнул Жданов.

– Молодец, – похвалил дедушка.

Я вышла на дорогу и открыла заднюю дверь:

– Садитесь, Михаил Иванович. Большая удача, что мы вас встретили. Сейчас докатим до супермаркета с ветерком. Вы правы, мы не имеем никакого отношения к прессе. Вы умный человек, вас обмануть трудно.

– Спасибо, Таня, – улыбнулся старик и ловко влез в высокую машину. – Хорошо тут у тебя, просторно, спать можно. Поворачивай направо, дальше прямо, аккурат в барское Гуськово упрешься.

– Значит, деревень три? – завела я беседу.

– Одна, – возразил Михаил Иванович, – при царе Горохе построена, местность красивая, тихая, река, лес, благодать. Потом, где-то в конце семидесятых, Матренкин лес вырубили и дачи поставили. Мужики гуськовские рассчитывали на стройку наняться, но никого не взяли, из Москвы на автобусах рабочих возили. Дома возвели крепкие, кирпичные, газ, водопровод, телефон протянули. О таких благах гуськовцы и не мечтали. Нам-то баллоны с перебоями доставляли, колодец на улице да будка зеленая во дворе. А у дачников унитазы, ванны. И наш председатель колхоза перед ними в пояс кланялся. Тут сомнений не было, большое начальство в соседях появилось. Забора общего вокруг дач не поставили. Времена были благословенные, о плохом не думали. Да и оружие небось у новичков имелось. Раньше мы хорошо жили, дверей не запирали, воровства не наблюдалось, а из происшествий драки по пьяни, и все. Мы все гадали, что за народ неподалеку от Гуськова поселился. А потом наш председатель на свадьбе у дочери нализался и рассказал, что в фазендах сотрудники КГБ живут. Вот с той поры стали дачников стукачами называть. Понимаете почему?

Я кивнула.

– Вот так появилось Гуськово-два, рядом оно совсем. Стукачи с нами не сварились, их дети с местными дружили, – продолжал Михаил Иванович, – много хорошего нам они сделали. Петр Михайлович Лазарев у них главой дачного кооператива был. Уж не знаю, какой он пост на службе занимал, но нашего председателя колхоза в бараний рог согнул. Велел ему собрание устроить, просьбу коллективную о проводе газа-воды составить. И ведь пробил для села удобства. Магазин наш стали хорошо снабжать, медпункт открыли, Лазарева до сих пор добрым словом поминают. Он жил с женой, тещей, детьми, Верой и Федей. Уехали Лазаревы, когда мальчик утонул, дом у них сгорел потом, но никто на пепелище не вернулся. Да и кому было золу разгребать? Евгения Федоровна с собой покончила, ее мать, Анна Ивановна, пожилая, а Вера ребенок.

– В документах причиной смерти жены Лазарева указан инфаркт, – возразила я.

– А то не знаешь, как бумаги составляют, – фыркнул Михаил Иванович. – С Алевтиной поговори, дочерью моей, она Евгению нашла, за дровами в сарай порулила и на покойницу наткнулась, та в петле качалась. Приехали. Вон магазин. Как выйти отсюда?

Я помогла дедушке открыть дверь и попросила:

– Михаил Иванович, пригласите нас в гости? Очень с вами беседовать интересно. В чужой дом неприлично заявляться с пустыми руками. Сейчас купим угощенье: сыр, колбаску, сладкое, все, что вам захочется, и поедем назад в Гуськово.

– Еда – это хорошо, – обрадовался дед, – очень мне сыр один нравится в ванночке, вкусный, но дорогой. Но лучше ты мне книжек набери, вон там в торговом центре магазин два года назад открыли, называется «Новый книжный», выбор лучше не бывает, а цены ниже, чем у других, еще и скидочную карточку дают. Но с моей пенсией о книгах думать смешно.

Глава 26

Где-то через полтора часа мы с Денисом удобно устроились в избе Михаила Ивановича. Алевтина, дочь хозяина, заварила чай и начала бурно восхищаться подарками.