– Нельзя! – усмехнулся Троянов. – Почерк-то не Лазаревой.

– Ладно, пусть вы правы, – зачастил Жданов, – Волкова убивала мужей Веры, потом, прикинувшись Лазаревой, довела до смерти Владимира. Он погиб. Но Вера-то жива! Опять замуж собралась за богатого мужчину. После суицида актера прошло два месяца, почему Волкова до сих пор не подставила Лазареву? Не сообщила о ней в полицию? Чего она ждет?

Я не нашлась сразу, что ответить, ко мне на помощь пришла Тоня:

– Думаю, увлекшись преследованием Сачкова, Мила временно выпустила из зоны видимости Веру. А когда Владимир погиб, опять принялась следить за Лазаревой и поняла: ба, у мерзавки новый любовник! И изменила план действий: ладно, тюрьма Верку пока подождет, отправится она туда через годик, а я пока у нее нового мужика отниму. Значит, надо его убрать, а уж потом сдавать Веру в руки закона как преступницу, которая довела Сачкова до суицида. Волкова получает несказанное удовольствие, лишая Лазареву счастья, это как наркотик. Она решила продлить кайф.

Я кивнула:

– Алексей здоров, в больнице не лежал, операций ему не делали. Но Людмила Игоревна что-нибудь бы придумала. Вот почему после смерти Сачкова Волкова затаилась, она разрабатывала новый план. Инна Валерьевна не зря беспокоилась о сыне. Правда, Голикова полагала, что Лазарева сама отправляет мужей на тот свет, но Алексею-то точно грозила опасность. Смысл жизни Волковой заключался в том, чтобы лишать Веру счастья, приносить ей постоянное горе. Людмила не оставила бы Алексея в живых. Она тщательно что-то готовила. И тут к ней пришла я. Маниакальное желание сделать жизнь Лазаревой невыносимой не превратило Волкову в дуру, она умна, изворотлива и быстро понимает: то, что происходило у Веры с супругами, привлекло внимание особой бригады. Значит, увы, конец игре! Надо их направить по ложному следу, пусть ищейки считают Лазареву убийцей, пусть Веру осудят, отправят на много лет за решетку. Жаль, конечно, что не удалось отнять у нее Алексея, но пора завершить начатое несколько лет назад дело! И Волкова выкладывает мне историю гибели Гены и Феди. Кое-что она утаивает, не сообщает, что слышала весь разговор в чуланчике и знает, кто и как убивал Гену. Времени на подготовку к беседе у Людмилы не было, ей приходится импровизировать на ходу, поэтому она совершает большую ошибку, рассказывает мне про кошку Василису, ведь Вера не знает про избиение животного. Мила еще врет про визит к ней в кабинет Веры, про то, как она подкупила Элеонору, чтобы та украла для нее сердечные капли. Когда я ухожу, Людмила Игоревна звонит в Испанию, объясняет Элеоноре, которая на самом деле получила наследство и уехала с внуком в Аликанте, что та должна заявить детективам из Москвы, наверное, высылает ей хорошую сумму за услугу, – договорила я.

Иван Никифорович поднял руки:

– Таня! Остановись. Я согласен, ты во всем права. Людмила Волкова мстила Вере Лазаревой и Сачкову. Но у нас нет против нее никаких улик. Устроить опознание с помощью Ткач? Надеть на Милу парик, показать ее Ольге Олеговне? И кто нам это разрешит? Проверить звонки по телефону, показать, что Людмила Игоревна сразу после твоего ухода связалась с Элеонорой? И что? Она просто беседовала со своей знакомой. Запах мыла? Домыслы соседки о потери Верой памяти? Это смешно. Мы не можем доказать факт убийства мужей Лазаревой, тела кремировали, есть заключение о смерти вследствие инфаркта, мужчины перенесли шунтирование, долго болели. Нам Волкову не достать. У нее будут лучшие адвокаты, а у нас одни догадки, предположения и отсутствие улик.

– Похоже, ты прав, – пробормотал Глеб Валерьянович, – близок локоть, да не укусишь. Хорошо, хоть бермудский треугольник черной вдовы, куда затянуло четырех ее мужей, больше не действует. Очередной жених не успел сходить с ней в загс и остался жив.

Эпилог

Вера Лазарева скончалась от инсульта через неделю после того, как ее поместили в больницу. Алексей вернулся домой; думаю, теперь он не захочет жениться без одобрения матери.

В начале декабря шеф пригласил меня опять к себе в гости, сказал:

– Мама хочет тебя поблагодарить за помощь Голиковой.

Я вспомнила про ложко-вилку, омлет Ньютона, упавший на тарелку шиньон и содрогнулась.

– Котлеты, – улыбнулся босс, – на сей раз будет самое простое блюдо.

– Надо купить платье, – пробормотала я, – никак руки не дойдут в магазин после встречи с похотливым Валерием Филипповичем сходить, и проследить за стилистом, чтобы он мне на голове ничего этакого не соорудил.

– Не надо на руках в магазин ходить, – улыбнулся босс, – это неудобно, быстро устанешь. Мама не имеет ничего против брюк. А насчет слежки за стилистом – это дело не простое, но подчас очень нужное. Помнишь, как за Степаном Щипачевым, наемным киллером, следили агенты ФСБ, сидели в соседнем доме напротив квартиры Лазаревой и вели съемку? Их работу осложняло расположение комнат: окна их выходили во двор-колодец, поэтому агенты видели только тех, кто входит-выходит из подъезда, и наблюдали, что делается на кухне. Спальни, гостиная, столовая остались вне зоны досягаемости.

– Да, – кивнула я, – и что?

Иван включил ноутбук.

– Это запись видеонаблюдения того дня, когда, по словам соседки Лидии Ефимовны, Вера не поздоровалась с ней на лестничной клетке.

Я уставилась на экран, а босс начал комментировать изображение:

– Десять сорок. Лазарева и Степан Щипачев выходят на улицу, садятся в машину и уезжают. За ними следует такси, в нем агенты. Но слежка идет постоянно. Сотрудники из оперативной квартиры продолжают запись. Через семь минут двадцать секунд из расположенного напротив дома Веры жилого здания выходит… Лазарева. Ее легко можно опознать по ярко-рыжим волосам. Женщина постоянно находится спиной к камере, вот она достает из сумки ключ от домофона, вот входит в квартиру. Спустя четыре минуты пятнадцать секунд мы видим ее на кухне. Оптика дает крупный план. Молодцы фээсбэшники, не экономят на дорогой аппаратуре. Отлично все видно. Вера открывает холодильник, достает бутылочку, вынимает из сумки флакон, выливает его содержимое в тару, добытую из холодильника, встряхивает, убирает на место, поворачивается и… сшибает чайник, который стоит рядом. Лазарева поднимает его и ставит на место, но ручкой в другую сторону, потом покидает кухню. Еще через три минуты пятьдесят семь секунд она выходит из подъезда. Наконец лицо женщины оказывается в зоне видимости камеры. Стоп-кадр. Увеличение. Чье лицо у нас в океане рыжих кудряшек? Да, она похожа на Веру, но это не Лазарева, а Людмила Волкова.

Иван закрыл ноутбук.

– По данным агентов, которые вели слежку за машиной Щипачева, пара прямиком направилась в клинику, где три часа бродила по кабинетам. Потом муж с женой обедали в кафе. Они не расставались ни на минуту.

– А вернувшись домой, Вера увидела чайник, поставленный по-другому, вмятину на его боку, которой он обзавелся в результате падения на пол, и встревожилась, – воскликнула я, – вот она, улика! У нас есть доказательство того, что Волкова…

– У нас ничего нет, – остановил меня Иван, – мы не имеем права использовать эти сведения. Я получил их кривым путем, использовал кое-какие хитрые каналы, а тебе показал, чтобы ты знала: ты права в отношении Людмилы Волковой.

– Бермудский треугольник черной вдовы все-таки открыл все свои тайны, – произнесла я, – но нам от этого не легче, прямых улик все равно нет.

В девять вечера, съев невероятно вкусные котлеты, я взяла из рук Рины тарелку с тортом и восхитилась:

– Вы еще и торт испекли!

– Нет-нет, – возразила Ирина Леонидовна, – десерт я заказала в своей любимой кондитерской, попробуйте, Танечка.

– С удовольствием, – сказала я, отломила кусочек бисквита с горой взбитых сливок и через пять секунд зашлась в восторге: – Никогда не ела ничего вкуснее. Потрясающе. Волшебно.

– Мама знает нужные места, – засмеялся Иван, – пей капучино, пока не остыл.